— Если человеку больно, значит, он жив. Ну как ты, потратил свои монеты на шлюху?
— Ага, — хмыкнул Зибен. — Она молодец — сказала, что я лучший любовник из всех, кого она знает.
— Вот диво-то, кто бы мог подумать.
— Но слышать все равно приятно, — засмеялся Зибен. Он выпил вина и стал собирать свои пожитки.
— Куда это ты?
— Не я, а мы. В другую комнату. — Мне и тут хорошо.
— Да, тут славно, но я не склонен доверять людям, которых не знаю, как ни милы они оба. Коллан непременно подошлет к тебе убийц, Друсс. Возможно, Бодасен ему служит, а что до этого вшивого прохвоста, то он мать родную продаст за медный грош. Так что доверься мне и давай перебираться.
— Мне они оба понравились — но ты прав. Надо выспаться как следует.
Зибен кликнул служанку, сунул ей серебряную монету и попросил держать их переезд в тайне — даже от хозяина. Девушка спрятала монету в кармашек кожаного фартука и провела обоих в дальний конец галереи. Новая комната была побольше первой, с тремя кроватями и двумя лампами. В очаге лежали дрова, но огонь не горел, и было холодно.
После ухода служанки Зибен разжег дрова и сел рядом, глядя, как огонь лижет дерево. Друсс снял сапоги и колет и растянулся на самой широкой кровати. Топор он положил рядом на полу и вскоре уснул.
Зибен отстегнул перевязь с ножами и повесил ее на спинку стула. Огонь разгорелся, и он подложил в очаг несколько поленьев из корзины. Шли часы, в гостинице все затихло, и только треск горящего дерева нарушал тишину. Зибен устал, но спать не ложился.
Через некоторое время на лестнице послышались тихие шаги. Зибен взял один из ножей, приоткрыл дверь и выглянул наружу. Семеро мужчин столпились в конце галереи перед дверью их прежней комнаты. Их сопровождал хозяин гостиницы. Они распахнули дверь и вломились внутрь, но тут же вышли. Один взял хозяина за ворот и притиснул к стене. Тот залепетал что-то, и до Зибена донеслось:
— Были тут... честно... жизнью детей... не заплатили... Неудачливые убийцы, швырнув хозяина на пол, спустились по лестнице и удалились в ночь.
Зибен закрыл дверь, вернулся к огню и уснул.
Борча безмолвно слушал, как Коллан распекает людей, посланных на розыски Друсса. Они стояли пристыженные, понурив головы.
— Сколько ты уже у меня, Котис? — спросил Коллан одного из них зловеще тихим голосом.
— Шесть лет, — ответил Котис, высокий, плечистый и бородатый. Борча помнил, как побил его в кулачном бою, — это заняло не больше минуты.
— Шесть лет. За это время ты должен был видеть, как я поступаю с теми, кем недоволен.
— Я это видел. Но нас туда направил старый Том. Он клялся, что они остановились в «Костяном дереве», и они правда были там, но после боя с Борчей скрылись. Наши люди и теперь ищут их — завтра они непременно найдутся.
— Тут ты прав. Они найдутся, когда заявятся сюда!
— Вы могли бы вернуть ему жену, — заметил Бодасен, растянувшийся на кушетке в дальнем углу.
— Я не возвращаю женщин — я их отбираю! Притом я не знаю, о которой из этих красавиц идет речь. Почти всех, кого мы взяли, этот сумасшедший освободил, напав на лагерь. Должно быть, его женушка воспользовалась случаем, чтобы сбежать от него.
— Не хотел бы я, чтобы такой молодчик охотился за мной, — сказал Борча. — Я никого еще так не молотил, а он остался на ногах.
— Эй, вы, ступайте обратно в город. Обыщите все гостиницы и кабаки около гавани. Далеко они уйти не могли. И вот что, Котис: если он в самом деле заявится сюда, тебе не жить!
Люди Коллана вывалились вон. Борча, стараясь улечься поудобнее, застонал на боку от боли. Ему пришлось отказаться от участия в дальнейших поединках, и это ранило его гордость. Но молодой драчун вызывал у него невольное восхищение: Борча и сам бы ради Карии вышел против целой армии.
— Знаешь, что я думаю?
— Что? — огрызнулся Коллан.
— Я думаю, это и есть та колдунья, которую ты продал Кабучеку. Как ее звали?
— Ровена.
— Ты с ней спал?
— Не трогал я ее, — солгал Коллан. — И как бы там ни было, теперь она продана Кабучеку. Он дал за нее пять тысяч серебром — вот так-то. Надо было запросить с него десять.
— Ты сходил бы к Старухе, — посоветовал Борча.
— Мне не нужна гадалка, чтобы знать, как разделаться с каким-то деревенщиной, как ни горазд он махать топором. Однако к делу. — Коллан обернулся к Бодасену: — Ответ на наши требования вы еще не могли получить — зачем же вы пришли?
Вентриец улыбнулся, сверкнув зубами в черной бороде.
— Я пришел потому, что сказал молодому воину, что мы знакомы, и предложил похлопотать за его жену. Но если она уже продана, то я понапрасну потратил время.
— Вам-то что за дело до нее?
Бодасен встал и набросил на плечи черный плащ.
— Я солдат, Коллан, — вы тоже им были когда-то. И знаю толк в людях. Жаль, что вы не видели, как он дрался с Борчей. Зрелище было не из приятных — жестокое и даже пугающее. Вы имеете дело не с деревенщиной, а с беспощадным убийцей. Я не верю, что ваши люди способны его остановить.
— Да вам-то какая печаль?
— Вентрия нуждается в вольных мореходах, а вы — связующее звено между мною и ими. Не хочу, чтобы вы скончались раньше времени.
— Я тоже воин, Бодасен.
— Это так. Но вспомним то, что нам известно. Хариб Ка, судя по рассказам его людей, послал в лес шестерых. Они не вернулись. Я говорил нынче с Друссом — он сказал, что убил их, и я ему верю. Потом он напал на лагерь, где было сорок вооруженных воинов, и обратил их в бегство. Сегодня он сразился с Борчей, которого многие, и я в том числе, считали непобедимым. Те подонки, которых вы послали его искать, вам не помогут.