Внезапно он встал во весь свой гигантский рост и взревел:
— Довольно! — Зибен умолк. — Мне не нравится твое представление, бард, и сейчас я велю раскалить для тебя железную спицу. — В зале настала полная тишина. Эскодас достал из колчана стрелу и наставил лук. — Ну что, может, пошутишь еще малость перед смертью?
— Пожалуй, разок пошучу, — ответил Зибен, глядя в глаза безумцу. — Прошлой ночью мне снился сон, страшный сон: я оказался в аду, где пылает неугасимый огонь и муки длятся вечно. Устрашенный, я спросил одного из демонов-стражей: «Можно ли выйти отсюда?» Он ответил, что один способ есть, но никому еще не удавалось добиться успеха. Он проводил меня к двери в темницу, и сквозь решетку я увидел невообразимо мерзкую женщину: всю в проказе, в язвах, беззубую и старую, как само время. В остатках ее волос копошились черви. «Вот, — сказал демон, — если проведешь с ней всю ночь, тебе позволят уйти». И не скрою — я хотел попытаться, но тут увидел рядом вторую дверь и заглянул внутрь. И кого же я там увидел? Тебя, атаман. Ты предавался любви с одной из самых красивых женщин, которых я знал. И я спросил демона: «Почему это я должен любиться с таким страшилищем, когда у Кайивака такая красотка?» «Так ведь у женщин тоже должен быть способ выбраться отсюда», — ответил он.
Эскодас даже сверху заметил, как побледнел Кайивак.
— Твои смертные муки будут длиться вечность, — дрожащим голосом произнес атаман.
Эскодас оттянул тетиву... и замер. За помостом появился человек с грязными, спутанными волосами и бородой, с лицом черным от въевшейся грязи. Он двинул плечом в спинку трона, и тот перевернулся, скинув главаря с помоста. Кайивак головой вперед рухнул на стол, где стоял Зибен.
Чумазый вскинул вверх сверкающий топор, и голос его разнесся по всему залу:
— Не хочешь ли послушать, как я молю о смерти, сукин сын? Эскодас усмехнулся. Бывают все-таки в жизни стоящие мгновения, подумал он.
Взяв топор и ощутив в руке холодное черное топорище, Друсс почувствовал прилив сил. Будто огонь хлынул по его жилам, согрев каждую мышцу и сухожилие. Он точно возродился заново. Никогда еще Друсс не знал столь восхитительного чувства. Легкость и полнота жизни переполняли его, словно паралитика, вновь обретшего власть над своими членами.
Он расхохотался на весь зал при виде Кайивака, который копошился на полу среди кубков и тарелок. Атаман разбил лицо в кровь, рот у него перекосился.
— Отдай топор! — заорал Кайивак. — Он мой! Разбойники смотрели на него в удивлении. Они ожидали неистовой ярости, а между тем в голосе их свирепого главаря слышалась чуть ли не мольба.
— Возьми его сам, — сказал Друсс. Кайивак в нерешительности облизнул свои тонкие губы и вдруг завопил:
— Убейте его!
Разбойники повскакали на ноги. Один выхватил меч и бросился к помосту, но чья-то стрела вонзилась ему в горло. Воины, замерев, принялись оглядывать зал в поисках скрытого стрелка.
— И этому-то человеку вы подчинялись! — нарушил тишину голос Друсса. — Вот он стоит, весь в подливке, и боится сразиться со своим пленником, которого держал в темнице на хлебе и воде. Тебе нужен топор, Кайивак? Я повторяю: иди и возьми его. — Друсс вогнал Снагу в доски помоста так, что топор затрепетал, а сам отошел в сторону.
Кайивак внезапно подскочил к помосту и прыгнул на него. Он был громаден, плечист и могуч, но прямой удар левой первого машрапурского бойца разбил ему рот, а боковой правый врезался в челюсть, как молния. Кайивак слетел вниз и грохнулся спиной об пол. Встал он быстро, но теперь взошел на помост по ступеням.
— Сейчас я тебе покажу, недомерок! Я вырву твою требуху и заставлю тебя ее съесть.
— Не дождешься. — Друсс ступил навстречу Кайиваку и снова нанес прямой левой — прямо в сердце. Великан зарычал и правой сверху ударил Друсса по лбу, заставив его отступить. Левая рука с растопыренными пальцами устремилась вперед, целя Друссу в глаза. Друсс нагнул голову, и пальцы уперлись ему в лоб, распоров длинными ногтями кожу. Кайивак сгреб его за рубашку, но истлевшая ткань лопнула, и он отлетел назад, а Друсс нанес два сокрушительных удара ему в живот. Чувство было такое, словно он бьет о стену. Великан со смехом ударил снизу вверх, едва не подняв Друсса на воздух. Из сломанного носа хлынула кровь. Кайивак ринулся вперед, но Друсс отступил в сторону и подставил ему ногу. Атаман грохнулся на пол, но тут же вскочил.
Друсс начал уставать — сила, подаренная топором, шла на убыль. Он сделал финт левой, и Кайивак, уклонившись, нарвался на боковой правый, разбивший ему нижнюю губу. Друсс добавил еще — и слева, и справа. Из правой брови Кайивака потекла кровь, он отступил. Потом освободил губу, насаженную на зубы, ухмыльнулся окровавленным ртом — и выдернул Снагу из пола.
Топор сверкнул красным огнем в свете факела.
— Вот тебе и конец, недомерок! — прорычал Кайивак. Он поднял топор, но Друсс подпрыгнул и правой ногой пнул его в колено. Сустав оглушительно треснул, великан с воплем повалился, выпустил топор. Снага, взвившись в воздух, перевернулся, устремился вниз и угодил Кайиваку прямо между лопатками, разрезав колет и кожу. Атаман, извернувшись, высвободил лезвие из тела, и Друсс забрал топор себе.
Кайивак, сморщившись от боли, сел и уставился на противника с неприкрытой ненавистью.
— Убей уж сразу, — проворчал он.
Друсс, так и стоявший около на коленях, кивнул и нанес поперечный удар, разрубив бычью шею Кайивака. Тело рухнуло вправо, голова упала влево, подскочила и свалилась с помоста вниз. Друсс встал и повернулся лицом к ошеломленным разбойникам. Усталость внезапно одолела его, он присел на трон Кайивака и приказал: