Друсс-Легенда - Страница 8

— Тебе надо отдохнуть. — Он помог ей встать и провел ее в спальню. Она послушно улеглась, и Шадак укрыл ее толстым одеялом. — Спи, дитя. Я буду рядом.

— Не уходи, — взмолилась она. Он взял ее за руку.

— Все хорошо теперь, Таилия. Поспи. — Она закрыла глаза, не отпуская его руки, и Шадак сидел с ней, пока ее пальцы не разжались и дыхание не стало ровным. Потом он встал и вернулся в горницу.

— Ты что ж, собрался бросить ее здесь? — спросил он.

— Она для меня ничто, — холодно ответил Друсс, — а Ровена — все.

— Понятно. Ну а если бы убили тебя, а Ровена спряталась в лесу? Каково твоему духу было бы видеть, что я уехал и бросил ее здесь, на безлюдье?

— Но я жив.

— Да уж. Эта девушка поедет с нами.

— Нет!

— Да — или ты пойдешь дальше пешком. Глаза Друсса блеснули.

— Нынче я убил нескольких человек и больше не стану сносить угроз — ни от тебя, ни от кого иного. Если я захочу ехать на одной из твоих краденых лошадей, я поеду. И не советую мешать мне.

— Я не спрашивал твоего совета, парень. — Шадак произнес это тихо, со спокойной уверенностью, но в душе он, к собственному удивлению, этой уверенности не чувствовал. Рука юноши медленно охватила рукоять топора. — Я понимаю твою злость и понимаю, как ты переживаешь за свою Ровену. Но один ты ничего не добьешься — разве что ты очень опытный следопыт и наездник. Ночью ты непременно потеряешь их след, а днем налетишь прямо на них и попытаешься справиться в одиночку с сорока воинами. Тогда уж никто не поможет ни ей, ни другим.

Друсс, медленно разжав пальцы, убрал руку, и блеск в его глазах померк.

— Мне невыносимо сидеть здесь, когда ее уводят все дальше.

— Понимаю, но они от нас не уйдут. А женщинам они зла не причинят — не станут портить ценный товар.

— У тебя есть какой-то план?

— Да. Я знаю те места и догадываюсь, где они завтра разобьют лагерь. Мы подкрадемся к ним ночью, снимем часовых и освободим пленниц.

— А потом? Они ведь погонятся за нами. Как же мы уйдем от них, с тридцатью-то женщинами?

— Их вожаки к тому времени будут мертвы, — заверил Шадак. — Я об этом позабочусь.

— Кто-нибудь другой возглавит их и устроит погоню. Шадак с улыбкой пожал плечами:

— Тогда постараемся убить побольше народу.

— Вот это по мне, — угрюмо бросил юноша.

Звезды светили ярко, и Шадак с крыльца хорошо видел Друсса, сидящего рядом с телами родителей.

— Старею я, видно, — шепнул воин то ли себе, то ли Друссу. — Это из-за тебя я почувствовал себя стариком.

Ни один человек за последние двадцать лет не вселял в Шадака такого страха. Только в далеком прошлом был такой — сатул по имени Йонасин с ледяным огнем в глазах, живая легенда своего народа. Первый княжеский боец, он убил в единоборстве семнадцать человек, в том числе и первого вагрийского бойца Веарла.

Шадак знал этого вагрийца — высокого, гибкого, быстрого как молния и хорошего тактика. Рассказывали, что сатул разделался с ним, как с новичком — сперва отсек ему ухо, а после убил ударом в сердце.

Шадак улыбнулся, вспомнив, как надеялся всей душой, что ему-то с сатулом сразиться не придется. Теперь он понимал, что такие надежды сродни колдовству и с тобой непременно случается то, чего ты больше всего боишься...

...В Дельнохских горах стояло золотое утро. Дренаи вели переговоры с сатулийским князем, и Шадак состоял в охране посланника. Йонасин слегка задирал их на пиру прошедшей ночью, высмеивая боевое мастерство дренаев. Шадаку было приказано не обращать на него внимания, но наутро сатул в своих белых одеждах подошел прямо к нему.

«Я слыхал, ты слывешь хорошим бойцом», — насмешливо бросил Йонасин. Шадак сохранял спокойствие. «Дай-ка дорогу, — попросил он. — Меня ждут в большом зале». «Я пропущу тебя, если поцелуешь мне ноги».

Двадцатидвухлетний Шадак был тогда в полном расцвете сил. Он посмотрел в глаза Йонасину и понял: схватки не избежать. Вокруг собрались другие сатулы, и Шадак заставил себя улыбнуться. «Ноги? Полно тебе. Поцелуй-ка лучше вот это!» С этими словами он заехал правой сатулу в подбородок, сбив его с ног, прошел мимо и занял свое место за столом.

Высокий сатулийский князь с темными жестокими глазами заметил его, и Шадак уловил тень веселья и даже торжества на его лице. Посыльный шепнул что-то на ухо князю, и вождь сатулов встал. «Вы нарушили закон гостеприимства, — сказал он дренайскому посланнику. — Один из ваших людей ударил моего бойца Йонасина. Ударил без предупреждения. Йонасин требует удовлетворения».

Посланник онемел, и Шадак поднялся с места. «Он получит удовлетворение, князь. Только с условием: устроим поединок на кладбище, чтобы не пришлось далеко тащить его труп!»

Крик совы вернул Шадака к настоящему, и он увидел, что Друсс идет к нему. Юноша хотел пройти мимо, но задержался

— Нет у меня слов, — сказал он. — Ничего не могу придумать.

— Поговори о них со мной, — предложил Шадак. — Говорят, будто мертвые слышат, когда мы о них говорим, — может, это и правда, как знать.

Друсс сел рядом с ним.

— Что о них можно сказать? Он был плотником и мастерил безделушки, а ее он взял для хозяйства.

— Они вырастили тебя, подняли на ноги. Дали тебе силу.

— Силой я им не обязан.

— Ошибаешься, Друсс. Будь твой отец слабым человеком, он бил бы тебя, пока ты был мал, и сломил бы твой дух. Поверь моему опыту: сильного может воспитать только сильный. Этот топор принадлежал ему?

— Нет, деду.

— Бардану-Убийце, — тихо проговорил Шадак.

— Откуда ты знаешь?

— У этого оружия дурная слава. Снага — так оно зовется. Нелегко, видно, было твоему отцу расти с таким зверем, как Бардан. А что случилось с твоей родной матерью?