Друсс-Легенда - Страница 52

— Вы негодник, сударь, и большой повеса, и в былые времена я велела бы слугам вытолкать вас вон. Но раз уж у нас война и развлечься совершенно нечем, оставайтесь — но лишь до тех пор, пока будете нас веселить.

— Готов служить вам чем могу, прекрасная госпожа, — и словом, и делом. — Она не покраснела при этих словах, хотя младшие залились краской, и Зибену это понравилось.

— Пообещать можно что угодно, сударь, но, думаю, у вас поубавится хвастовства, если вы узнаете, как развлекались мы в недавнем прошлом.

Настал черед Зибена посмеяться.

— Если вы скажете мне, что к вам являлся Азраль, принц небесный, и уносил вас в Чертоги Бесконечного Разнообразия, то я, быть может, и призадумаюсь слегка.

— Об этой книге нельзя упоминать в приличном обществе, — упрекнула она.

Он поднес к губам ее руку, повернул и поцеловал в ладонь.

— Отчего же? Это очень полезная книга — она, словно фонарь, освещает все потайные места. Она снимает покровы и ведет нас по тропе удовольствий. Для новичков — для новичков в любви я рекомендую шестнадцатую главу.

— Меня зовут Аша, и надеюсь, что ваши дела не уступят речам, ибо я не люблю разочарований.

— Ты грезишь, Патаи, — сказал Пудри. Ровена открыла глаза и вновь увидела себя при свете дня на берегу озера.

— Не знаю, что случилось со мной. Точно мою душу увлекли прочь из тела. Я оказалась в какой-то комнате, а напротив меня сидел Друсс.

— Печаль порождает видения, дающие надежду.

— Нет, это было взаправду, но нить ослабла, и я вернулась назад, не успев ему сказать, где я. Пудри погладил ее руку.

— Быть может, это случится снова, но теперь ты не должна отвлекаться. Хозяин принимает у себя великого сатрапа Шабага. Сатрап намеревается возглавить осаждающие Капалис войска — постарайся, чтобы твои предсказания были благоприятными.

— Я могу говорить только правду.

— Правд много, Патаи. Положим, некоему человеку остается жить всего два дня, но за это время ему суждено встретить большую любовь. Пророчица, которая скажет ему, что он скоро умрет, причинит ему великое горе — но это будет правда. Пророчица, которая скажет, что его ждет любовь, тоже скажет правду, но доставит обреченному радость.

— Ты очень мудр, Пудри, — улыбнулась Ровена.

— Я стар, Ровена, только и всего.

— Ты впервые назвал меня моим настоящим именем.

— У тебя красивое имя, но и Патаи не хуже — оно означает «нежная голубка». А теперь нам пора в святилище. Рассказать тебе что-нибудь о Шабаге? Вдруг это поможет твоему дару?

— Нет, не надо, — вздохнула она. — Что я увижу, то и увижу, но буду помнить твой совет.

Рука об руку они вошли во дворец и двинулись по устланному ковром коридору, мимо ведущей наверх лестницы. В нишах по обеим стенам стояли мраморные статуи и бюсты, потолок был расписан сценами из вентрийских книг, и архитрав украшен золотым листом.

Недалеко от святилища из боковой двери вышел высокий воин. Ровена ахнула, потому что в первый миг приняла его за Друсса. Те же широкие плечи и торчащая вперед челюсть, а глаза под густыми бровями ярко-голубые. Он улыбнулся и отвесил ей поклон.

— Это Мишанек, Патаи, — первый боец наашанского императора, славный воин и всеми уважаемый офицер. — Пудри, в свою очередь, поклонился ему. — А это госпожа Ровена, гостья господина Кабучека.

— Я слышал о вас, госпожа, — сказал Мишанек низким, звучным голосом, поднеся ее руку к губам. — Вы спасли купца от акул — нешуточное дело. Теперь я увидел вас и понял, что даже акула не осмелилась бы покуситься на вашу красоту.

— Не выпуская ее руки, он придвинулся поближе. — Не предскажете ли мне судьбу?

У нее пересохло в горле, но она не отвела глаз.

— Вы... вы достигнете того, к чему больше всего стремитесь, и самая большая ваша надежда осуществится.

— Вот как? — с явным недоверием молвил он. — То же самое мог бы мне сказать любой уличный шарлатан. Как я умру?

— Футах в пятидесяти от места, где мы стоим сейчас. Во дворе. Я вижу, как солдаты в черных плащах и шлемах штурмуют стену. Вы соберете своих людей для последнего противостояния. Рядом с вами будут ваш младший брат и ваш кузен.

— И когда же это случится?

— В первую годовщину вашей свадьбы.

— А как зовут мою невесту?

— Этого я вам не скажу.

— Мы должны идти, господин, — поспешно ввернул Пудри. — Господа Кабучек и Шабаг ждут нас.

— Да, разумеется. Рад был познакомиться с вами, Ровена. Надеюсь, мы еще встретимся.

Ровена, не отвечая, последовала за Пудри.

В сумерках враг отступил, и Друсс с удивлением увидел, что вентрийцы спускаются со стены и уходят в город.

— Что они делают? — спросил он воина рядом с собой. Тот снял шлем и вытер пот с лица.

— Идут поесть и отдохнуть.

Друсс оглядел стену. На ней осталась малая горстка людей, да и те сидели спиной к неприятелю.

— А что, если враг опять атакует?

— Ну нет. Это была четвертая.

— Четвертая? — недоуменно повторил Друсс. Воин, человек средних лет, круглолицый, с проницательными голубыми глазами, усмехнулся.

— Вижу, в военном деле ты не знаток. Это твоя первая осада?

Друсс кивнул.

— Существует устав. За сутки армия может предпринять самое большее четыре атаки.

— А почему только четыре? Солдат пожал плечами:

— Я давно уж не заглядывал в книгу, но, сколько мне помнится, все дело тут в боевом духе. Зан Цу в своем «Искусстве воевать» объясняет, что после четырех атак наступательный дух войска может смениться отчаянием.

— Они не испытали бы особого отчаяния, если бы пошли на приступ сейчас — или ночью, — заметил Друсс.