Друсс-Легенда - Страница 56

Шабаг позволил мальчишке дочитать до конца — аристократу не подобает проявлять неучтивость. А после выпотрошил его, как рыбу. Ох и бросились тогда храбрые школяры наутек! Только бежать им было некуда, и они гибли сотнями, точно черви, кишащие в гнойной ране. Вентрийская империя при старом императоре разлагалась заживо, и единственное средство вернуть ей былое величие — это война. Наашаниты, конечно, возомнят, что победили они, и Шабаг станет вассальным королем. Но ненадолго.

Ненадолго...

— Прошу прощения, мой господин, — сказал офицер. — Из гавани вышел корабль. Он идет на север вдоль побережья, и на борту довольно много народу.

Шабаг выругался.

— Горбен бежал, — объявил он. — Он увидел наших красоток и понял, что победа за нами. — Шабага снедала досада: он с таким предвкушением ожидал завтрашнего дня. Он обратил взгляд к далеким стенам, не покажется ли там герольд, возвещающий о сдаче города? — Я буду у себя в шатре. Когда от них прибудет гонец, разбудите меня.

— Будет исполнено.

С растущим гневом он зашагал через лагерь. Теперь Горбена возьмет в плен какой-нибудь вонючий пират, а чего доброго и убьет. Шабаг взглянул в темнеющее небо.

— Душу бы отдал за то, чтобы увидеть перед собой Горбена! — сказал он.

Шабагу не спалось, и он сожалел о том, что не взял с собой свою рабыню Датиан. Юная, невинная и восхитительно покорная, она усыпила бы его и навеяла ему сладкие сны.

Он встал и зажег две лампы. Из-за бегства Горбена — если ему удастся уйти от корсаров — война затянется, но ненадолго, разве что на несколько месяцев. Капалис завтра будет в руках Шабага, а вслед за Капалисом падет Эктанис. Горбену придется уйти в горы, отдавшись на милость обитающих там диких племен. На то, чтобы его затравить, понадобится время, но не такое уж долгое. Эта охота развлечет их в скучные зимние месяцы.

После падения Капалиса Шабаг вернется в свой дворец в Реше и отдохнет. Он рисовал себе прелести Реши — ее театры, арены, сады. Теперь у озера, должно быть, цветут вишни, роняя лепестки в кристально чистую воду, и воздух наполнен сладким ароматом.

Неужто всего лишь месяц прошел с тех пор, как он сидел у озера с Даришаном, чьи серебристые, заплетенные в косы волосы блестели на солнце?

— Зачем ты носишь эти перчатки, кузен? — спросил Даришан, бросив камушек в воду. Большая золотистая рыба, потревоженная броском, плеснула хвостом и ушла в глубину.

— Так мне нравится, — раздраженно ответил Шабаг. — И я здесь не для того, чтобы обсуждать мой туалет.

— Чего ты злишься? — хмыкнул Даришан. — Мы вот-вот одержим победу.

— Полгода назад ты говорил то же самое.

— И был прав. Это как охота на льва, кузен. Пока он в густых зарослях, преимущество за ним, но когда его выгонишь на открытое место, он рано или поздно теряет силы. Вот и Горбен так — и силы, и золото у него на исходе.

— Но у него остаются три армии.

— В начале войны их было семь. Двумя из них теперь командую я, одной ты, а еще одна разбита наголову. К чему такое уныние, кузен?

— Не могу дождаться конца войны. Тогда я начну перестраивать все заново.

— Ты? Верно, ты хотел сказать «мы»?

— Разумеется, кузен, я просто обмолвился, — поспешно проговорил Шабаг.

Даришан, развалившись на мраморной скамье, поигрывал одной из своих кос. Ему еще нет сорока, а волосы совсем седые, и он вплетает в них золотые и медные нити.

— Не вздумай предать меня, Шабаг, — предостерег Даришан. — Один ты с наашанитами не сладишь.

— Что за нелепая мысль, Даришан. Мы с тобой одной крови и друзья при этом.

Даришан холодно выдержал взгляд Шабага и улыбнулся.

— Да, мы друзья и кузены, — прошептал он. — Хотел бы я знать, где прячется теперь наш кузен и бывший друг Горбен.

— Он мне другом никогда не был, — покраснел Шабаг. — Друзей я не предаю. Такие мысли недостойны тебя, Даришан.

— Ты прав, — сказал Даришан и встал. — Итак, я отбываю в Эктанис. Не побиться ли нам об заклад, кто из нас первый одержит победу?

— Почему бы и нет? Ставлю тысячу золотых, что Капалис падет раньше Эктаниса.

— Тысячу и рабыню Датиан в придачу?

— Идет, — скрывая раздражение, сказал Шабаг. — Береги себя, кузен.

Они обменялись рукопожатием.

— Поберегу. Кстати, видел ты ту селянку?

— Видел, но ничего путного от нее не услышал. Кабучек приврал, как видно.

— Может, и так, но она спасла его от акул и предсказала, что скоро их подберет корабль. А мне она помогла найти опаловую брошь, потерянную три года назад. Что она сказала тебе?

— Говорила любопытные вещи о моем прошлом, — пожал плечами Шабаг, — но этому ее мог научить Кабучек. Когда я спросил ее о предстоящей кампании, она закрыла глаза, взяла меня за руку и подержала ее несколько мгновений, а потом отпустила и заявила, что ничего сказать не может.

— Совсем ничего?

— Сказала только «Он идет!» с восторгом и с ужасом. И посоветовала мне не ездить в Капалис — только и всего.

Видно было, что Даришан хочет что-то сказать, но он передумал, улыбнулся и зашагал прочь.

Выбросив мысли о Даришане из головы, Шабаг подошел к выходу из шатра. В лагере было тихо. Он медленно стянул перчатку с левой руки. Красные незаживающие язвы покрывали кожу — как всегда, с самого отрочества. Мази и травяные отвары облегчали зуд, но полностью эти язвы исцелить не мог никто, как и другие, покрывающие спину, грудь и ноги.

Шабаг снял правую перчатку. Кожа на руке, которой коснулась пророчица, была здоровой и гладкой.

Он предлагал Кабучеку за женщину шестьдесят тысяч золотом, но купец вежливо отказал. «Когда осада кончится, я отберу ее у него», — подумал Шабаг.